Неточные совпадения
Чудный хозяин так и
стоял перед ним ежеминутно.
Весьма может быть, что бедный прасол, теснимый родными, не отогретый никаким участием, ничьим признанием, изошел бы своими песнями в пустых степях заволжских, через которые он гонял свои гурты, и Россия не услышала бы этих
чудных, кровно-родных песен, если б на его пути не
стоял Станкевич.
—
Чудная девка! — прошептал вошедший тихо кузнец, — и хвастовства у нее мало! С час
стоит, глядясь в зеркало, и не наглядится, и еще хвалит себя вслух!
«Не любит она меня, — думал про себя, повеся голову, кузнец. — Ей все игрушки; а я
стою перед нею как дурак и очей не свожу с нее. И все бы
стоял перед нею, и век бы не сводил с нее очей!
Чудная девка! чего бы я не дал, чтобы узнать, что у нее на сердце, кого она любит! Но нет, ей и нужды нет ни до кого. Она любуется сама собою; мучит меня, бедного; а я за грустью не вижу света; а я ее так люблю, как ни один человек на свете не любил и не будет никогда любить».
И опять с
чудным звоном осветилась вся светлица розовым светом, и опять
стоит колдун неподвижно в
чудной чалме своей.
Счастье в эту минуту представлялось мне в виде возможности
стоять здесь же, на этом холме, с свободным настроением, глядеть на
чудную красоту мира, ловить то странное выражение, которое мелькает, как дразнящая тайна природы, в тихом движении ее света и теней.
Подивилася она такому чуду
чудному, диву дивному, порадовалась своему цветочку аленькому, заветному и пошла назад в палаты свои дворцовые; и в одной из них
стоит стол накрыт, и только она подумала: «Видно, зверь лесной, чудо морское на меня не гневается, и будет он ко мне господин милостивый», — как на белой мраморной стене появилися словеса огненные: «Не господин я твой, а послушный раб.
Дивуется честной купец такому чуду
чудному и такому диву дивному, и ходит он по палатам изукрашенным да любуется, а сам думает: «Хорошо бы теперь соснуть да всхрапнуть», — и видит,
стоит перед ним кровать резная, из чистого золота, на ножках хрустальныих, с пологом серебряным, с бахромою и кистями жемчужными; пуховик на ней как гора лежит, пуху мягкого, лебяжьего.
В безмолвный терем входит он,
Где дремлет
чудным сном Людмила;
Владимир, в думу погружен,
У ног ее
стоял унылый.
Конечно, положение этой девушки в обществе и семействе было выгодно, служило ей, так сказать, картинным подножием, но зато и
стояло на нем
чудное создание.
Иду по берегу вдоль каравана. На песке
стоят три
чудных лошади в попонах, а четвертую сводят по сходням с баржи… И ее поставили к этим. Так и горят их золотистые породистые головы на полуденном солнце.
— Жаль! — спокойно кинула женщина, отвернулась от Ильи и заговорила, обращаясь к Вере: — Знаешь, — была я вчера у всенощной в девичьем монастыре и такую там клирошанку видела — ах!
Чудная девочка…
Стояла я и всё смотрела на неё, и думала: «Отчего она ушла в монастырь?» Жалко было мне её…
Так иногда мы слушаем во сне
чудные стихи, от которых душа пламенеет восторгом, но
стоит проснуться, и в памяти остаются только обрывки, без склада и смысла…
Стояла вторая половина июля, и трава уже поспела для покоса. Ничего красивее нельзя себе представить, как эти
чудные горные луга, усеянные лесными островками и по всем направлениям изрезанные бойкими горными речками. От травы утром поднимался такой аромат, что кружилась голова. Как только мы вышли из завода, наш Лыско совсем пропал, так что я думал, что он потерялся.
Воображение дополняло то, чего не мог схватить глаз, и, кажется, в самом воздухе, в этом
чудном горном воздухе, напоенном свежестью ночи и ароматом зелени и цветов, — в нем еще
стояли подавленные стоны и тяжелые вздохи раненых.
С неизъяснимым беспокойством начал он озираться кругом; но никого не было, ничего не случилось особенного, — а между тем… между тем ему показалось, что кто-то сейчас, сию минуту,
стоял здесь, около него, рядом с ним, тоже облокотясь на перила набережной, и —
чудное дело! — даже что-то сказал ему, что-то скоро сказал, отрывисто, не совсем понятно, но о чем-то весьма к нему близком, до него относящемся.
— А так же — верит. Вы не знаете этой девушки: она олицетворенная доброта. Матушке
стоит только выразить малейшую ласку, и она не знаю на что не решится. Досаднее всего, что я ее ужасно люблю, не оттого, что она мне сестра; это бог бы с ней, а именно потому, что она
чудная девушка.
Город
стоит на правом, крутом берегу, а мы стали на левом, на луговом, на отложистом, и объявился пред нами весь
чудный пеозаж: древние храмы, монастыри святые со многими святых мощами; сады густые и дерева таковые, как по старым книгам в заставках пишутся, то есть островерхие тополи.
— Напротив, — отвечаю, — вполне статочно и примеры тому есть: в Риме у папы в Ватикане створы
стоят, что наши русские изографы, Андрей, Сергей да Никита, в тринадцатом веке писали. Многоличная миниатюра сия, мол, столь удивительна, что даже, говорят, величайшие иностранные художники, глядя на нее, в восторг приходили от
чудного дела.
Есть
чудная русская поговорка: покойник у ворот не стои́т, а свое возьмет.
Они вошли в хорошую, просторную избу, и, только войдя сюда, Макар заметил, что на дворе был сильный мороз. Посредине избы
стоял камелек
чудной резной работы, из чистого серебра, и в нем пылали золотые поленья, давая ровное тепло, сразу проникавшее все тело. Огонь этого
чудного камелька не резал глаз, не жег, а только грел, и Макару опять захотелось вечно
стоять здесь и греться. Поп Иван также подошел к камельку и протянул к нему иззябшие руки.
Мелькая, рисовался на стекле
И исчезал. На площади пустынной,
Как
чудный путь к неведомой земле,
Лежала тень от колокольни длинной,
И даль сливалась в синеватой мгле.
Задумчив Саша… Вдруг скрипнули двери,
И вы б сказали — поступь райской пери
Послышалась. Невольно наш герой
Вздрогнул. Пред ним, озарена луной,
Стояла дева, опустивши очи,
Бледнее той луны — царицы ночи…
И наконец пора пришла…
В день смерти с ложа он воспрянул,
И снова силу обрела
Немая грудь — и голос грянул!
Мечтаньем
чудным окрылил
Его господь перед кончиной,
И он под небо воспарил
В красе и легкости орлиной.
Кричал он радостно: «Вперед!» —
И горд, и ясен, и доволен:
Ему мерещился народ
И звон московских колоколен;
Восторгом взор его сиял,
На площади, среди народа,
Ему казалось, он
стоялИ говорил…
А бразильянец долго
стоял и смотрел на дерево, и ему становилось всё грустнее и грустнее. Вспомнил он свою родину, ее солнце и небо, ее роскошные леса с
чудными зверями и птицами, ее пустыни, ее
чудные южные ночи. И вспомнил еще, что нигде не бывал он счастлив, кроме родного края, а он объехал весь свет. Он коснулся рукою пальмы, как будто бы прощаясь с нею, и ушел из сада, а на другой день уже ехал на пароходе домой.
— Нет, — говорит, — это нанятой,
чудный малый; одна посадка, посмотрите, чего
стоит… толстяк-то какой!
Наступила
чудная горная ночь; но спать никому не хотелось, и мы долго просидели около огонька перед балаганом. А кругом
стояла торжественная тишина.
— Иностранец! — презрительно сказал Костюрин, и все, галдя и смеясь, тронулись к воротам, а Чистяков пошел в свой номер, лег и долго плакал в темноте. Насилие, несправедливость, как туча,
стояли над ним, и далеким, недоступным раем казались ему
чудные и светлые края. «Хоть бы умереть там!» — думал он, смертельно тоскуя.
И когда старики взгнетают живой огонь, другие люди безмолвно и недвижно
стоят вкруг священнодействия, ожидая в благоговейном страхе
чудного явленья «Божьего посла» — «царя-огня»…
—
Стой! — Затопало копытами по дороге. Остановились, слушают. Потопало, как лошадь, и остановилось. Тронулись они — опять затопало. Они остановятся — и оно остановится. Подполз Жилин, смотрит на свет по дороге —
стоит что-то. Лошадь не лошадь, и на лошади что-то
чудное, на человека не похоже. Фыркнуло — слышит. «Что за чудо!» Свистнул Жилин потихоньку, — как шаркнет с дороги в лес и затрещало по лесу, точно буря летит, сучья ломает.
И посреди этого внутреннего хаоса, в его душе ясно
стоит один только яркий и
чудный образ Цезарины, с ее знаменем в руках, с ее героическим призванием, с ее обетом полной и беззаветной любви, и вот так и манит, так и влечет к себе словно какой-то сверхъестественной, чарующей силой и симпатией.
Это Терек! Бурное дитя Кавказа, я узнаю тебя!.. Он рассказывает бесконечно длинную,
чудную сказку, сказку речных валунов с каменистого дна… И бежит, и сердится, и струится… Потом я услышала цокот подков быстрого кабардинского коня, звонкие бубенцы тяжеловесных мулов, лениво тянущих неуклюжую грузинскую арбу. Колокольчики звенят… Звон
стоит в ушах, в голове, во всем моем существе. Я вздрагиваю и открываю глаза.
Чудная картина открылась перед глазами, особенно ночью, когда взошла луна. Корвет шел между островами, освещенными серебристым светом. Кругом
стояла тишина. Штиль был мертвый. Мириады звезд смотрели сверху, и между ними особенно хорошо было созвездие Южного Креста, лившее свой нежный свет с какой-то чарующей прелестью. Вода сверкала по бокам и сзади корвета брильянтовыми лентами.
— А вышло, братцы, взаправду
чудное дело… А вы, барин, что ж это зря на ветру
стоите? Не угодно ли за пушку?.. Тут теплей, — обратился Бастрюков к Ашанину, заметив, что тот не уходит.
Слезы капали на дорогие строки, поднявшие во мне целый рой воспоминаний. Она
стояла передо мной как живая, моя милая,
чудная мамуня, и грудь моя разрывалась от желания горячо поцеловать дорогой призрак. А между тем вокруг меня шумел и жужжал неугомонный рой институток. Они о чем-то спорили, кричали, перебивая друг друга.
Я невольно поддалась гнетущему настроению. Вот здесь, в этой самой зале, еще так недавно
стояла освещенная елка… а маленькая чернокудрая девочка, одетая джигитом, лихо отплясывала лезгинку… В этой же самой зале она, эта маленькая черноокая грузиночка, поверяла мне свои тайны, мечты и желания… Тут же гуляла она со мною и Ирой, тут, вся сияя яркой южной красотой, рассказывала нам она о своей далекой,
чудной родине.
Был канун Рождества. На дворе
стоял трескучий мороз, a в доме Раевых было тепло, светло и уютно. Дети весело болтали, украшая огромную елку, от которой шел такой
чудный смолистый запах.
Александр Васильевич
стоял с неподвижностью столпа. Его глаза были устремлены на открытое море.
Чудный вид открывался из Монплезира, но молодой Суворов не был художником, картины природы не производили на него особенного впечатления — он относился к ним со спокойным безразличием делового человека.
Образ покинутой женщины — этого дивного созданья, блиставшего молодостью, красотой и грацией, с печальной улыбкой на
чудных устах, созданных для чистых поцелуев,
стоял перед ним в этой раззолоченной швейцарской грязной содержанки, и буквально какое-то чувство непреодолимой брезгливости останавливало его сделать шаг по мраморным плитам пола этого преддверия храма современной похоти.
На другой день Еропкин, верный своему обещанию, данному митрополиту, послал небольшой отряд солдат с двумя подьячими опечатать сундук. Площадь у Варварских ворот была запружена народом. Подьячие, конвоируемые солдатами, благополучно добрались до денежного сундука, у которого
стоял знакомый нам фабричный, окруженный слушателями, благоговейно внимавшими его рассказу о виденном им
чудном сне.
Умом, рассудком Федор Дмитриевич хорошо понимал все безумие своего увлечения, а между тем сердце его не подчинялось рассуждениям и продолжало трепетно биться, а
чудный образ виденной им девушки неотступно
стоял перед его глазами.
Проехав несколько улиц, он остановился у
чудного дома Марфы Борецкой, у ворот которого уже
стояла московская стража.
Осень в тот год
стояла действительно
чудная, в воздухе была прохладная свежесть, деревья почти не пожелтели.
Два
чудных лучистых глаза, прелестный овал лица, обрамленный черными как смоль волосами, изящный носик, розовые губки, все это продолжало
стоять перед его духовным взором.
Был одиннадцатый час утра. Солнце ярко светило с безоблачного неба, отражавшегося в гладкой поверхности
чудного озера, на берегу которого
стоял монастырь. Свежая травка и листва деревьев блестели как-то особенно ярко. В маленькой ближайшей роще, по направлению к которой шла княжна, пели пташки.
Взял он ее за белую руку, открыла она свои
чудные глаза и приподнялась, зардевшись, как маков цвет. Наполнилось сердце его радостью неописанной — невредима она
стоит перед ним, а кровью они оба обрызганы из пасти скрывшегося чудовища.
Княжна
стояла, опустив в землю свои
чудные глаза, вся зардевшись, как маков цвет. Ей в первый раз приходилось служить мишенью для взоров стольких незнакомых мужчин.
Через минуту Осип Федорович
стоял перед ней и любовался вблизи этим
чудным лицом.
— Не тронь! — вскинула она на него свои
чудные, истомленные страданьем глаза. — Не
стою я тебя… Я погибшая…
Прихожу и гляжу — уже и розги в лохани
стоят; я скорей драла, да в баню, спрятался под полок, да и ну молиться: «Господи! хоть нельзя, чтобы меня не пороть, но сделай, чтобы не пороли!» И так усердно об этом в жару веры молился, что даже запотел и обессилел; но тут вдруг на меня
чудной прохладой тихой повеяло, и у сердца как голубок тепленький зашевелился, и стал я верить в невозможность спасения как в возможное, и покой ощутил и такую отвагу, что вот не боюсь ничего, да и кончено!
Дело
стояло еще за тем, что у Керасивны не было такой теплой и просторной шубы, чтобы везти дитя до Перегуд, а день был очень студеный — настоящее «варварское время», но зато у Дукачихи была
чудная шуба, крытая синею нанкою. Дукач ее достал и отдал без спроса жены Керасивне.